Рыбу и дичь взяли на анализ
Ученые САФУ вплотную занялись мониторингом распространения высокотоксичных загрязняющих веществ в Арктических экосистемах. А конкретно, исследуют ту гадость, что способна накапливаться и распространяться в пищевых цепях. То есть, биологическим путем.
Тащить нельму на проверку ненцу и в голову не придет
Если проще, то так: токсичное вещество попало на траву, с травы на землю, с земли в сток, потом в водоемы. В водоемах вода, которую мы пьем. Другое звено этой цепи — рыба, которую мы едим. Следующее звено — птица, которая рыбой той питается, затем охотник, добывающий пернатую дичь. И вот она — утка в яблоках на нашем столе. Кроме того, траву, ядом траченную, съест корова, даст молоко, мы его выпьем. И это только одна разветвленная цепь, по которой отрава может добраться до организма человека.
И если молочные и мясные продукты, рыба попадающие в наши магазины проходят хоть какие-то проверки, то ту самую дичь, что для коренных народов севера, живущих по старинным пищевым традициям — основное блюдо, никто не проверяет. Тащить нельму на проверку, перед тем как съесть, ни одному ненцу и в голову не придет. А если и придет, то куда тащить? Кругом тундра, и все надзорные лаборатории в неведомой дали.
Рыбак в семье – потенциальная опасность
А понять, насколько основные продукты чисты, важно. От этого здоровье населения огромных территорий зависит. Но по распоряжению Правительства Российской Федерации от 8 июля 2015 года № 1316 названы только три источниками загрязняющих веществ, влияющих на здоровье человека: атмосферный воздух, водные объекты и почвы.
Ни рыба, ни дичь в распоряжении не значатся. Поэтому и регулярные исследования в этом направлении практически не ведутся. А ученые САФУ решили ими заняться. Самостоятельно внесли в список источников загрязнения мигрирующие виды рыб и птиц. О первых результатах мы попросили рассказать Татьяну Сорокину, заведующую Лабораторией арктического биомониторинга САФУ.
— Татьяна Юрьевна, я правильно понимаю, что ваши исследования касаются состояния той рыбы и птицы, государственного контроля за которыми нет?
— Госконтроль, конечно же, никто не отменял. И та рыба, которая вылавливается, к примеру, траловым флотом, обязательно его проходит. Малая часть улова отдаётся в специализированные лаборатории при Минсельхозе, и проверяются на паразитов, на содержание тех же тяжёлых металлов и ограниченного перечня пестицидов. Но это только определённая выборочная партия, и только те виды, которые у нас традиционно вылавливаются на промысловых участках. То, что добывают коренные жители в прибрежной зоне, не контролируется.
— А если кто на охоту пошел, глухаря убил…
— У нас есть мониторинг животного мира, но он больше касается ареалов обитания, состояние охотничьих угодий. Если начинаются какие-то массовые заболевания, то принимаются меры. Но постоянного мониторинга не ведётся.
А коварность загрязнителей, на которые мы проверяем птицу и рыбу в том, что они не определяются на вкус, цвет, не дают какого-то резкого отравления, не чувствуются в мясе. Но если вы придерживаетесь традиционного образа жизни, или в семье есть заядлые рыбаки и охотники, то существует реальная проблема. При постоянном употреблении продуктов, содержащих стойкие загрязнители, организм накапливает опасные вещества.
А наши исследования покажут, насколько велика та опасность.
Ненцев уже не интересуют тюлени
— Какую территорию вы взяли для своих исследований?
— Решили начать с НАО. И нам, конечно, невероятно повезло. Когда мы приехали и рассказали Александру Цыбульскому, чем собираемся заниматься в регионе, он нас выслушал, кивнул, мол, хорошо, начинайте. А потом, когда Александр Витальевич был в Архангельске на каком-то мероприятии, пришёл взглянуть на то, что мы делаем. Посмотрел оборудование, как мы пробы храним. Словом, проявил самый искренний интерес, который обычно не свойственен чиновникам. Мы впечатлились. И достаточно просто получилось наладить связи.
— Какие задачи вы поставили, что сделано, что запланировано? Какой результат ожидаете?
— Задачи грандиозные были нам поставлены, в том числе и федеральным министерством образования, при выделении гранта. Выбраны конкретные виды птицы, рыбы, которые употребляются в пищу. В каждом населенном пункте, когда приезжаем, мы проводим собеседование с местными жителями, узнаём, что они едят, есть ли отличия в рационе питания в разных населённых пунктах.
— Те, что живут у моря и морем кормятся. И рыбой, и морским зверем. А те, что в глубине материка пасут оленей, ими и живут.
— Да. На островных территориях предпочитают дичь и рыбу. Процент тех, кто ест оленину, достаточно мал. На материковой части превалирует оленина.
— Но в НАО живут не только ненцы. Там есть и пришлые, далекие от древних ненецких обычаев.
— Местные жители, не относящиеся к коренным народам, активно занимаются охотой, рыболовством, и они рассказывают, что достаточно распространён обмен продуктами. Когда мигрирующие ненецкие семьи приходят к какому-то населенному пункту, они меняют свою оленину на птицу, на рыбу, которая заготовлена жителями этого посёлка.
Кстати, в Ненецком округе морские млекопитающие потихонечку выходят уже из рациона питания. Если сравнить с Чукотским автономным округом, то там до 80 процентов рациона до сих пор – тюлень, кит… Обусловлено это ещё и тем, что в НАО уже неплохо налажена инфраструктура, логистика, и всё не так далеко. А на Чукотке добраться до ближайшего населенного пункта – целое путешествие.
Западная часть Арктики довольно чистая
— Исследования шли гладко или возникали какие-то неучтенные вами обстоятельства?
— Пришли к выводу, что очень важно во время мониторинга оценивать не только риски, связанные с загрязнителями, но и риски от дефицита железа, йода и другие дефициты, усиливающие воздействие вредных веществ.
И мы стали продумывать продолжение проекта, чтобы пойти в сторону выявления дефицитов в организме северных людей. Ведь у нас большая работа проводится в СГМУ. И у центра Лилии Добродеевой есть глобальные труды по этой теме. База имеется хорошая. И стоит это направление углублять и развивать.
Очень надеемся, что в этом году удастся поработать в Чукотском автономном округе. Далеко, конечно. Но там много всего интересного, и образ жизни, и рацион питания отличается от западной части страны.
— А какие-то результаты вы в НАО уже получили?
— Отобрали образцы крови в шести населённых пунктах, правда, ещё не приступили к её изучению. В первую очередь смотрели то, что образует рацион питания.
Мы уже исследовали рыбу. Те виды, которые встречаются в каждом населённом пункте. Сейчас у нас готовится публикация по уровням тяжёлых металлов, проводим окончательные сверки результатов по органическим загрязнениям.
— Предварительные выводы каковы?
— Всё достаточно оптимистично. Но Ненецкий округ не был в числе угрожающих и по результатам исследований 2000-х, 2000-2004, проведенных под эгидой АМАП (Программа арктического мониторинга и оценки. Проводится в рамках Арктического совета — прим. авт.). Всё-таки, западная часть Арктики довольно чистая.
По той рыбе, которую мы посмотрели, можно сказать, что концентрация тяжёлых металлов не превышает допустимых загрязнений. Вряд ли тут были какие-то сбросы, выбросы, техногенные катастрофы. Обычное загрязнение, которое появляется в рыбе в ходе её жизнедеятельности. Вот и всё пока.
Что касается органических загрязнителей, они тоже не превышают ПДК, но в наиболее жирных видах рыбы имеются некоторые отклонения. Есть влияние ДДТ – химиката, который в Ненецком автономном округе часто применяли для обработки шкур. В связи с этим, кстати, довольно большие его концентрации были в крови жителей.
— Каким образом он попадает в кровь?
— Через кожу, при взаимодействии со шкурой. Сейчас он не используется.
Наша оленина чище финской и шведской
— А упавшие ступени ракет, топливо токсично, олени едят ягель, и по цепочке яд добирается до человека. Как с этим?
— Мы не проводили специальных исследований на влияние ракетного топлива. Но могу сказать, что на рыбе, на морской рыбе, это никак не отразилось. Насколько я помню, результаты исследования, которые проводили наши сотрудники, показали, что не было никаких превышений по данному направлению.
Что касается оленины, то она уже достаточно хорошо изучена. Было много и российских, и зарубежных проектов. Норвежцы, финны щедро финансировали исследования качества мяса, шкур и всего остального.
Я присутствовала на ряде конференций, где озвучивались результаты этих исследований. Оленина из русской Арктики считается одной из лучших в мире, качество мяса, его чистота, даже по сравнению с Финляндией и Швецией гораздо выше.
Хотя, в пошлом году я участвовала в конференции за рубежом, и было очень неприятно слушать выступления американцев и канадцев как раз об опасности использования гептила в Арктике. Они говорили о Плесецке, и других наших территориях. С одной стороны, не знаешь, что возразить, а с другой… за державу обидно.
Оленина из русской Арктики считается одной из лучших в мире, качество мяса, его чистота, даже по сравнению с Финляндией и Швецией гораздо выше.
— С рыбой и олениной разобрались. А как с результатами других исследований?
— К концу этого года будут готовы результаты по птице и по крови. И, если результаты крови покажут значительные загрязнения, которые не содержатся в птице и рыбе, значит, источник другой.
Выбрали Соловки. Но столкнулись с проблемой
— Тесное сотрудничество с губернатором НАО, может, ещё какие-то новые направления для исследований откроет?
— У нашего института достаточно долгая история сотрудничества с НАО. Не один год ведётся диалог о создании научно-исследовательского центра на территории Ненецкого округа, и мы ещё в ходе первой встречи говорили о нашем видении центра, о наполнении лабораторий и научных направлениях. Выбрали даже место для строительства здания. С пониманием того, что не только университет сможет работать на этой базе, но и другие научно-исследовательские учреждения, которые проявляют интерес к НАО.
— А что с Архангельской областью? Интересны ли такие исследования губернатору и профильным министерствам?
— Надеюсь, что да. Мы не ставили себе первоочередной целью мониторинг Архангельской области, она очень большая. Надо выбирать места для изучения. В принципе, летом мы начали диалог с главой муниципального образования «Посёлок Соловецкий», потому что это островная территория. Там, конечно, нет коренного населения, но есть местные жители, которые живут на архипелаге достаточно долго.
Питаются большей частью привозными продуктами, но до сих пор очень развито рыболовство. Соловецкая селёдка – деликатес известный. В рамках летней школы, которую САФУ организует совместно с Московской Высшей школой экономики, мы, собственно, в этом году уже начали проводить биомониторинг. Отобрали донные отложения, образцы воды из озёр. Но пока ничего не исследовали, потому что хотим посмотреть всю цепочку.
Оставили в больнице набор для отбора крови. Но столкнулись с проблемой административной, на тот момент не было понятно, в чьё ведение отойдет местная больница. И до сих пор официально ничего не решено. Неизвестен, будущий начальник. Никто не берет на себя ответственность за принятие решения.
— Конечно, интересно бы Мезенский район взять в работу, и Лешуконье…
— Много по области интересных населённых пунктов, но нельзя объять необъятное. Сначала надо довести начатое до конца.
В Канаде изучают воздух внутри чумов и вигвамов
— Изучали ли вы мировой опыт исследований, подобных вашим?
— У нас законодательство чётко разделяет мониторинг окружающей среды и социально-гигиенический мониторинг в рамках обеспечения благоприятной среды обитания. Потому что у нас окружающая среда и среда обитания, по законодательству, разные понятия. И министерства разные.
А, например, в Канаде, которая сейчас лидер среди арктических государств в мониторинге качества жизни людей на севере, в эту программу включили то, что изучаем мы, плюс продукты питания и состояние здоровья человека. Кроме того, там смотрят условия жизни и быта. Проверяют загрязненность жилища у коренных народов, берут смывы со стен, изучают состав воздуха внутри. Проводят полный мониторинг среды жизни и деятельности коренных народов.
У нас окружающая среда и среда обитания, по законодательству, разные понятия. И министерства разные.
— А у нас что-то подобное делалось хоть когда-нибудь?
— У нас эти исследования жилища должны, по идее, проходить по программе социально-гигиенического мониторинга. Роспотребнадзор это может делать. Но если у человека нет конкретных жалоб, то к нему домой никто не придёт. Время от времени проверяют работодатели условия работы в рамках спецоценки условий труда и рабочего места. А жилище у нас никогда не мониторируется.
Но если разрешат, и будут на это деньги, то тогда снова поедем в НАО.
