Тим Дорофеев: Джазовая свобода даёт счастье быть живым

Арт-объект определяется как подлинное произведение искусства, не похожее ни на что другое. Если перевести это понятие на человеческий уровень, то существуют и арт-люди. Не так много их в мире. Тем более, в Архангельске. Тим Дорофеев — один из музыкантов высокого уровня, который работает рядом с нами.

Встретились мы накануне открытия нового джазового сезона в Архангельске. Этот сезон «Арт-квартет Тима Дорофеева» проведёт в ранге победителя первого телевизионного конкурса «4х4» на канале «Культура». Сидели в кофейне, и Тим рассказывал, вспоминал, отвлекался, перескакивал с одного на другое; не заканчивая фразы, потому что и так понятно, начинал другую. Как будто на своей гитаре играл витиеватую композицию. Не теряя главной темы, плёл кружево узоров.

Досье

Тимофей Дорофеев — архангельский гитарист, джазмен, руководитель продюсерского центра «Архангельск Джаз», ансамбля «Арт-квартет Тима Дорофеева», продюсер музыкальных фестивалей.

Родился 30 мая 1961 года в Архангельске.

Семейное положение: женат, две дочери.

Окончил школу №17 и Архангельское музыкальное училище в 1979 году.

Любимая музыка: джаз, фанк, блюз, этно, классика

Любимые фильмы: «Солярис», «Сталкер» Андрея Тарковского.

Любимая книга: «Любовь к жизни» Джека Лондона.

Музыка действовала магически

— Тим, мы с тобой выросли в атмосфере рок-н-ролла, рок-музыки -The Beatles, Deep Purple, Дженис Джоплин, Jesus Christ Superstar…И вдруг джаз, который, казалось, уже пережил свой расцвет в пятидесятые. Почему?

— Могу объяснить. Музыка на меня с детства действовала магически. И если слышал красивую песню, всегда интересовался, откуда она? Мой двоюродный брат очень хорошо играл на гитаре, пел битлов, авторские песни. Когда я в первый раз увидел его игру, был сражён. Магия просто. И решил, что научусь играть лучше, чем он.

Мне купили гитару. До этого я играл в пионерском отряде на барабане, и неплохо. Взялся за гитару и… полностью забросил учёбу. Девятый, десятый класс прошли мимо.

Мало того, что я научился играть на гитаре, так ещё стал слушать на пластинках разную музыку. В школе сколотил группу. Собрал одноклассников, стал им показывать, как и что играть, создали ансамбль. К нам пришёл барабанщик из музучилища. Заодно у него брал уроки игры на ударных. Пошли к директору 17-й школы со списком, и нам купили практически всю аппаратуру.

— «Электрон-20»?

— Точно, «Электрон», только 50, бас-гитару, ударную установку… Ну, какая тут учёба?! Разучивали песни, танцы, и пошло, поехало. Когда заканчивал школу, не знал, куда поступить. Думал, если не поступлю в музучилище, пойду в мореходку.

И джаз меня захватил

— Музыкальной школы так и не было?

— Музыкальной школы не было. Прежде, чем поступать в училище, брал консультации у одного из своих друзей, который закончил музыкальную школу по классу гитары. На пальцах выучил у него одну пьесу. Каркасси.

— Школа игры на шестиструнной гитаре Маттео Каркасси…

— Да, да… Каприччо, как сейчас помню. Когда пришёл на экзамен, увидел, человек двадцать пять гитаристов сидят в коридоре, и все пальцами перебирают. Думаю, ничего себе, так шпарят… Одним словом, взяли всего пятерых. Меня в том числе. Там же ещё нужен был ритм, слух, да я к тому же песню им спел, модную: «Где ты, где ты, золотое лето»…

Поступил в училище, стал учиться. Азов нет, поэтому для меня теория музыки, сольфеджио, музыкальная грамота как высшая математика.

— На отделении гитары?

— Да, эстрадной гитары. Вместе со мной учились ребята после восьмого класса, у которых за плечами семь лет музыкальной школы. И тут же взрослые музыканты с опытом работы в ресторанах. И нас парочка. Прослойка, которые непонятно как поступили. Исключительно по своим данным.

Начали преподавать историю джаза, её вела Елена Сергиевская, она же классная руководительница нашей группы. Человек известный в джазовом мире.

И джаз меня захватил, увлёк своей свободой. Хотя первыми группами, которые нравились, были совсем не джазовые. «Земля, ветер и огонь», потом Джимми Хендрикс… Этот меня просто сразил наповал. Я стал покупать его пластинки на барахолке, аудиошколу приобрёл.

— …Эрик Клэптон, Ричи Блэкмор…

— Потом и они, «Пинк Флойд»… Я всё это впитывал, как сухая земля. А потом уже от них перешёл к джазу.

Участвовал в фестивалях, с группой «Запасной выход». Поиграл на рок-тусовках, на фестивалях.

— И в каком стиле рока играли?

— Хард-рок. Джаз, блюз оставались за кадром, заниматься ими было некогда.

Красил трамвайный парк, работал грузчиком, играл в ресторанах

— Из училища меня забрали в армию. Служил в погранвойсках. А поскольку ещё и спортом занимался, зачислили в спортроту. И в оркестр взяли. Служил в «роте быстрого реагирования», ездили вдоль границы, и тут же в оркестре, и на соревнованиях…

— Насыщенная служба выдалась…

— Очень насыщенная. Пришёл из армии, доучился в училище. Создавал ансамбли, музыку сочинял. Подрабатывал, зарабатывал на гитары: халтурил, красил ангары в трамвайном парке, грузчиком работал, плотником, чего только не переделал в студенческие годы…

— Трамвайный парк красить, выходит, деньги приносило, а музыка, гитара — нет? Или запрещали играть ради заработка?

— Запрещали, было. Но мы всё равно негласно работали. Когда приходил на занятия после погрузки, педагог на руки смотрит, опять, мол, грузить ходил? Руки-то отёкшие. До ругани доходило.

Потом стали приглашать на замену в рестораны, и я окунулся во всю эту «злачную» жизнь. Переработал почти во всех ресторанах города. Переиграл со многими музыкантами. Но всё время сочинял какую-то музыку, собирались, играли… Часто помимо студентов и педагоги играли в ансамбле.

Придумал блюзовый фестиваль. Тоже была авантюра. Все говорили: «Как ты будешь делать, там же деньги нужны?» Была у меня японская бас-гитара, продал её, занял денег… Фестиваль — в один день, три коллектива сыграли в Доме офицеров. Пошло-поехало.

Со времен Резицкого Архангельск столица джаза

— Закончив училище, хотел идти дальше, но в консерваториях не было джазового отделения. Поступали предложения уехать в другие города, столицы. Позвали с одной группой в Челябинск. Эти музыканты потом в полном составе в Америку уехали.

А я остался здесь, в Архангельске. Придумывать начал то одно, то другое. Всегда так было. Мне скучно жить, и начинаю придумывать. Придумаю, а потом не знаю, как воплотить.

— Приехав в Архангельск 15 лет назад, я в первый раз столкнулся с таким явлением: город не самый крупный, не центровой, а людей, увлечённых джазом, в процентном отношении, наверно, больше, чем в миллионниках. Архангельск, практически, российская столица джаза.

— Это так и есть. Я езжу по многим городам и могу судить. К примеру, наш джазовый фестиваль, который проводится со времён Резицкого, скоро уже сорок лет, обладает очень насыщенной и особой атмосферой. В этом году, кстати, мы посвящаем Международные дни джаза 75-летию Владимира Резицкого.

— То есть, после училища началась фестивальная жизнь…

— Ещё когда работал по ресторанам, на фестивали начал ездить, придумывать свои истории, свои фестивали.

На госэкзамене в училище меня пригласил в свой ансамбль Валентин Зеленов. У него уже в то время был серьёзный джаз-бэнд. Я с ними проработал год. Залетел на фестиваль в Апатиты, где моя композиция «Что из устья берёзового» получила высший диплом за аранжировку.

Вот так и кувыркался, где-то играл, пытался уехать, работы тут не было, хотел остаться в Питере. Работал там по ресторанам, по клубам. И что-то так всё это надоело, что вернулся обратно. Захотелось что-то придумать в Архангельске.

Здесь, мне кажется, можно творчески развиваться. В больших городах это гораздо сложнее. Ты всё время завязан на добывание денег, нужно бегать по клубам, по продюсерам, времени на творчество не остаётся.

А здесь, как я шучу, можно сесть на завалинку, и придумать что-то, изобрести…

Сидит внутри неуспокоенность

— Ваш музыкальный уровень не оспаривается, но ведь джаз, если не брать мировых звёзд, тем более, в России, никогда больших денег не приносил.

— Это точно.

— У тебя же эстрадная гитара, работали в рок-музыке, в разных рок-н-ролльных группах, не было желания стать рок-звездой? Совсем другие деньги. Кумиры 1980-х до сих пор в «шоколаде»…

— Согласен. Но джаз меня захватил. Своей экспериментальностью и свободой. Видимо, сидит внутри неуспокоенность, мышление другое. Сделанный проект мне уже не интересен, хочется сделать что-то другое. И только в джазовой музыке я могу себя выразить.

— Чёс по городам и весям с одной программой многие годы не для тебя…

— Я поездил, в своё время, достаточно. Был у меня филармонический период, при одном Доме культуры. Ездили, зарабатывали, играли одну и ту же программу, «залитованную» отделом культуры.

— Утверждённую обкомом КПСС…

— Ну да… Но отъездил, и сказал, извините, я буду другим заниматься. Действительно, в те времена джазом было очень сложно зарабатывать. И Вдадимир Резицкий работал в ресторане, и мне пришлось в ресторане работать. Появилась семья, надо было кормить. А ресторан был единственным местом, где можно было зарабатывать.

Двести песен выучил на память

— Уточню, зарабатывать музыкой?

— Конечно. Это был хороший тренинг. Помимо основной программы, на которой можно было зарабатывать, в которой были известные популярные песни, делалось ещё много для души. «Снимали» композиции из соул, фьюжн, рок-музыки. И играли для удовольствия.

— Когда пятёрку на пюпитр кладут и заказывают, надо играть то, что заказали.

— И ты должен сыграть. Я как-то работал в ресторане «Тополь», был такой на Левом берегу, «белогвардейский», каждый день драки… Пришёл: будем играть мои композиции, с рук… И мы действительно их играли.

Комиссия, когда нас отслушала, даже рекомендовала в филармонию с этими композициями поступать. А вначале дали мне 200 песен, которые я должен был выучить. 200 песен! И выучил. На память. Причём ещё нужно было петь, играть, и смотреть, чтобы тебе по голове не прилетело. Богатый жизненный опыт.

— Это в какие годы?

— Конец 1980-х — начало 90-х. Самые лихие. Проработал лет десять. А потом чуть ли не до слёз всё надоело, и я сказал, стоп.

К тому времени мы уже познакомились с Владимиром Резицким, и он меня пригласил в свой состав. В последний его состав. Для меня это приглашение было неожиданным. Я ходил к ним на фестивали, мечтал с этими музыкантами поиграть… А сейчас уже много лет с ними работаю. Практически вся группа «Архангельск».

Справка

Архангельский российский джазовый ансамбль «Архангельск»

Был организован Владимиром Резицким в 1970 году. В первый состав вошли пианист Владимир Туров, гитарист Владимир Монастырев, контрабасист Сергей Щукин, барабанщик Олег Юданов. Позже в «Архангельске» играли гитаристы Юрий Силкин и Федор Багрецов, на контрабасе — Николай Клишин, а Николай Юданов присоединился в качестве перкуссиониста. За все годы существования через его состав прошло около 20 музыкантов. Основной состав «Архангельска» в 80-е годы: Владимир Резицкий, Владимир Туров, Олег Юданов, Николай Юданов (перкуссия), Николай Клишин (контрабас). Популярность ансамбля позволила Владимиру Резицкому регулярно проводить джазовые фестивали в Архангельске.

— Резицкому я не раз говорил, мол, хочу на фестивали ездить, на концертах играть. А он — «Э-э-э, тебя ресторан кормит. Когда у тебя будут такие предложения, что сможешь его заместить своим заработком, играй концерты, а так — ресторан». Я запомнил. И всё время к этому стремился, чтобы в какой-то момент сказать — всё, ухожу из ресторана, ставлю на нём крест. Буду заниматься творчеством и что-то придумывать.

Потом организовал проект «Восток — Север», были разные блюзовые проекты… Так из меня всё бьёт и бьёт. Всё придумываю, сочиняю, делаю, организовываю.

Но, к сожалению, на музыку уже остаётся мало времени. На организацию сил уходит всё больше и больше.

На конкурс попали случайно

— Продюсер, значит, нужен.

— Нужен. Но их нет. Получается, что сам продюсером становишься, если хочешь что-то сделать.

— Так ведь продюсирование занимает очень много времени, это же отдельная профессия.

— Совершенно верно. В институте этому не научишься. Надо способность иметь и самому всё проходить. Я недавно посчитал, получается, сам сделал более 20 международных фестивалей. За плечами участие более чем в 70 международных фестивалях, и в Европе, и в России. И десятки проектов, многие из которых весьма успешные. Один из последних — наш «Арт-квартет», с которым мы на телевидении заняли первое место.

— Смотрели. Болели. Здорово!

— Попали туда почти случайно. Мне написала музыкальный редактор, Татьяна Сидорова, на почту, «Тим, не хотите ли Вы поучаствовать? У нас планируется новый проект, квартеты». Я ответил, что интересное предложение, а кто нас посоветовал? — «Никто, — пишет. — Просто в интернете набрала «интересные музыканты». А мне нужны как раз необычные музыканты».

Я ребятам и говорю, поехали, попробуем.

— Сейчас второй сезон прошел, но было уже по-другому.

— В самом деле, второй сезон делать наверное сложней. Мы с Татьяной общаемся, она тоже говорит, что очень сложно найти интересных музыкантов. Все стараются понравиться, и играют известные пьесы, мало импровизационной музыки.

А мы-то взяли совсем другим. Для нас это не было конкурсом. Все музыканты легендарные, Олег Юданов, Николай Клишин, Константин Седовин, они объездили полмира…

— Не им в конкурсах участвовать, они уже всё доказали…

— Да. И мы приехали, играли мои композиции, ребята воплощали авторский замысел просто великолепно, каждый привносил свою аранжировку. И, видимо, своим креативом покорили публику. Голосовали-то зрители, они выбирали.

Кстати, видно же на записях передач, что не все понимали, что мы там играли. Смотрели с удивлением. Понимали, что что-то необычное, но как всё происходит, невдомёк.

Мы небольшие, но эксклюзивны

— К сожалению, наша российская музыкальная культура не идёт тем же путём, что общемировая, не воспитывает слушателя, и мы постоянно сталкиваемся с непониманием, а то и с неприятием авангардной музыки…

— С одной стороны да, я согласен, но с другой, и сама мировая культура идёт путём всеобщей деградации. Всё построено на коммерции, на деньгах. И чтобы заработать, все заталкивают творчество в рамки тренда, чтобы оно было продаваемо. Если не продаётся, то зачем это делать?

Раньше было иначе, в золотые 1960-80 годы. Продюсеры брали молодых, талантливых музыкантов, вкладывались в них и раскручивали. Сейчас всё поменялось. Продюсеры отслеживают, кто выживает, кто пробился, и только тогда они его хватают и делают на нём деньги.

И, соответственно, та же тенденция и на телевидении, и на радио. Весь креатив заточен под потребность публики. Или куда-то прячется и становится андеграундом.

Но я, как продюсер, тут увидел плюс. Мы продолжали заниматься своей музыкой. И если в самом начале я слышал, «зачем ты играешь эту свою музыку, кому она нужна, кто её будет слушать, на этом не заработаешь, зачем ты всё это делаешь», то я говорил, «нет, я буду это играть». Я делаю всегда то, что мне хочется.

Через какое-то время все начинают понимать, что я был прав. Какой плюс я нашёл? В законах бизнеса, как и в законах шоу-бизнеса, есть такое понятие — эксклюзив. Пусть мы небольшие, но мы эксклюзивны. И в конечном итоге, стали в определённых кругах востребованы. В тех же джазовых кругах к нам относятся с уважением. На передаче Игорь Бутман нас поддержал. Сергей Старостин сыграл тоже вместе с нами. Авторитетные люди, мы давно знакомы, но тем не менее.

Своим творчеством я хочу сказать: ребята, есть другой мир. Мы его вам показываем, а вы выбирайте сами.

Самое главное, есть предвидение

— А победа на конкурсе на федеральном канале что дала? И дала ли вообще что-нибудь?

— Дала. Во-первых, мы получили сертификат от Московской филармонии, и они нам устроили, пока, четыре концерта. Ещё был небольшой денежный сертификат.

Нас стали приглашать и другие города, другие клубы.

— География расширилась…

— Расширилась. У нас уже всё расписано до декабря. На февраль назначены гастроли, концерты.

— Что приносит и финансовый результат?

— Приносит. Чувствуется уже. А это важно. Я всегда музыкантам искал работу. Иногда встречается непонимание, мол, ты продюсер, ты должен. Нет, я никому ничего не должен. Могу ведь и не заниматься всей этой организаторской деятельностью. Могу копать, а могу не копать.

По жизни человек независимый, я не завишу от многих вещей. Стараюсь не зависеть. А чтобы не зависеть, всё равно нужно что-то придумывать. Всё равно мы живём в материальном мире, и можно это принимать, не принимать, но это так.

Я не ставлю самоцелью, и никогда не ставил, заработок. Ошибка многих, что они ставят во главу угла деньги. У меня такого никогда не было. Я когда что-то делаю, для меня важен сам процесс. Я понимаю, что если мы сделаем хорошо, то это будет востребовано, и, возможно, мы на этом что-то заработаем. Самое главное, у меня есть, как сам это называю, предвидение. Знаю, что будет впереди. Так получалось. Не знаю, почему, но это так.

Так же как когда занимался спортом, футболом, борьбой, был чемпионом области, результаты хорошие показывал. Когда выходил на схватку, на борьбу…

— Вольную?

— Нет, самбо, а потом стал заниматься дзюдо. …и когда я выходил на схватку, уже знал, что буду победителем, не знаю, почему. Какой-то процесс внутри происходит. Видно, это осталось. И когда теперь занимаюсь каким-либо проектом, уверен в результате. Но когда меня музыканты начинают спрашивать, что, почему, говорю: не спрашивайте, не знаю, просто делайте, и всё.

Начинаются интриги — посылаю в баню

— Тим, с этими музыкантами ты играешь достаточно давно, практически одна семья, знаете друг друга как облупленных. И как в семье, всё равно какие-то дрязги возникают?

— На начальном этапе, да, были. В середине наших отношений, да, были. Сейчас уже практически нет. Потому что все выяснено.

Для меня существуют некоторые законы, жизненные принципы. Во-первых, обострённое чувство справедливости. Во-вторых, каждый должен заниматься своим делом. И должна быть ответственность за принятие решений, за свои слова и действия. Когда эти законы начинают работать, то все хорошо. А когда начинаются склоки, какие-то интриги, я говорю, ребята, да идите в баню! Просто. Сходи… в баню.

Сейчас мы все уже всё поняли. Я никого ничему не учу. Стараюсь не учить. Если спросят, отвечу. Если мой проект, с моей музыкой, я прошу сыграть так, а не иначе. И прислушаюсь, если мне предложат другое прочтение. У нас свободное музыкальное общение.

В джазовой музыке нужна быстрая реакция. Как и в борьбе. Если ты не успел, не отреагировал, ты проиграл.

— А репетиционный процесс по-прежнему присутствует в вашей жизни?

— Да, но у меня своя система, и все к этому привыкли. Не люблю долго репетировать, когда отрабатываешь одну вещь, другую, и всё настолько отточено, что идеально. Мы перед концертом собрались, что-то поделали, порепетировали, остались свободные места, все о них знают. И в процессе концерта начинаем их отрабатывать. Где-то ошиблись. Но это называется свежесть чувств. Все играют, и при этом все импровизируют. И такая свобода даёт счастье всё время чувствовать себя живым. Каждый из коллег по квартету — аранжировщик, и на каждом концерте становится соавтором моей композиции.

Мне кажется, что музыкант иначе раскрывается, когда не чувствует на себе бремя диктата дирижёра или руководителя ансамбля.

— Джаз тем и хорош, что есть тема, на которую накладываются, наслаиваются импровизации, вариации всех исполнителей.

— Именно. Бывает, выхожу, и говорю, что хотел бы сделать так. А стали играть, получилось совершенно иначе. И очень важен артистизм. Когда музыкант ощущает себя артистом, тогда и музыка получается.

Сначала музыка, потом ноты

— Вы давно играете, состоялись, а есть желание посмотреть, кто придёт следом? Смену готовите? Есть у нас ребята талантливые?

— Обязательно. У меня есть проект «Джаз-мастерская». Работал почти десять лет в музыкальной школе Баренц-региона. На уроках давал ученикам свободу импровизации, учил творческому мышлению.

Приходили как-то норвежские педагоги, показал им свою систему, рассказал, они на меня посмотрели с удивлением. В музыкальной же школе ребята берут ноты, разучивают пьесы, потом начинают играть. У меня всё по-другому.

Я им на пальцах, как во дворе, показываю, объясняю, и мы начинаем играть. Как в школьном ансамбле когда-то. И только после того, как у нас стало что-то получаться, я ставлю ноты. Только после этого.

Норвежцы на меня смотрели, как на блаженного. Что такое? Там, может, нота другая, звучит иначе. А как вы хотите свободы добиться? И сами студенты говорили, что для них это были самые интересные уроки.

Был и есть проект «Джаз-мастерская», где девчонки пели, ребята играли, устраивал джем-сейшны для молодёжи. Многие в Архангельске занимаются музыкой. Но к сожалению, у меня нет до сих пор своего постоянного помещения.

Архангельскому джазу нужен свой дом

— Снял вопрос с языка. Поддержка от министерства культуры, муниципалитета есть какая-то? Хотя бы выделить репетиционное помещение? Для мастерской? Чтобы с молодёжью той же заниматься?

— Дом для джаза — моя боль и вечная проблема. У нас есть в Гостиных дворах помещение, джаз-мастерская, где мы, по возможности, репетируем. Там есть небольшая сцена. До этого в музее истории освоения Арктики, правда, редко репетировали, хотя там много лет был хороший клуб.

Но стационарного, своего, места, куда мы могли бы, никого не спрашивая, приходить в любое время дня и ночи, заниматься творчеством, до сих пор нет. Я многие годы ходил по нашим администрациям. Но пока «воз и ныне там».

У меня есть идея сделать свой клуб, но опять же, нужно искать финансы, тратить время… Не знаю, насколько мне хватит сил, здоровья, лет уже немало, чтобы реализовать идею своего клуба. Я очень люблю независимость. Может, что-то сделаю. Пока не знаю, с кем, как. Процесс идёт, он бесконечный.

Мне хочется, чтобы музыканты туда приходили, как домой. И там была атмосфера свободы и творчества. Мне-то хочется творческую лабораторию. Чтобы туда приходила творческая молодёжь. Люди достойные, в возрасте, были бы мэтрами, почётными постоянными завсегдатаями. Делали бы некоммерческие проекты.

Предлагал сделать Центр современного искусства. Идея не моя, идея Владимира Резицкого. Кстати, «шайба», что на перекрёстке Ломоносова и Карла Маркса, стоит на участке, который в своё время отдали ему под Центр современного искусства. Но Владимира не стало, построили эту «шайбу».

Что-то должно произойти в головах этих людей, чтобы поменялось отношение к городу, к культуре, к искусству, к людям искусства.

— Пока же мы видим, что происходит в головах этих людей…

— Видим, да, и прекрасно понимаем. Может, поэтому не всегда встречаю понимание, потому что думаю по-другому. А свобода даётся дорогой ценой.

Ко всем отношусь с уважением, при этом, как к людям. Но времени жалко. То, что можно было бы потратить на творчество, трачу на всю эту административную, организационную суету. А ещё и силы, нервы, здоровье. Слава Богу, что опыта уже столько, что знаешь, как решить ту или иную проблему.

Если нужно объяснять, можно не объяснять

— Нам бы свой «Бобур»* не помешал. Не всё же ТЦ плодить, пора бы уже и КЦ…

— Хорошо, что появляются прогрессивные люди, их, к сожалению, очень немного, которые как-то помогают нам. Которым не надо ничего объяснять, доказывать. В самом начале своей деятельности я ходил по спонсорам, объяснял, доказывал, письма писал… Сейчас мне говорят, «ты письмо напиши!» Не буду. «Ты пойдёшь к спонсорам?» Не пойду. «Почему, вдруг они тебе денег дадут?!» Нет.

— Никогда никого ни о чём не просите, сами предложат и сами дадут? По этому принципу?

— Да, если кто-то предложит, сам, без объяснений, а у меня есть уже такие люди, которым ничего объяснять не надо. Потому что невозможно объяснить, убедить, этим нужно просто жить. Ходить, объяснять, тратить опять же время, силы, здоровье, энергию…

Так некоторым чиновникам и говорю: не хочу тратить ваше время, если вам нужно что-то объяснять, вы всё равно не поймёте. Нужно жить этим. Или хотя бы интересоваться, быть в теме.

Процесс бесконечен. Мне просто интересно жить, общаться с людьми. Вот мы с тобой общаемся, и чувствую, как идёт творческий процесс.

*Бобур — Национальный центр искусства и культуры Жоржа Помпиду в Париже.

Фото Владимир Поплавский и из архива Тима Дорофеева.